Когда главная Обнаженная в истории французского искусства - Олимпия Эдуарда Мане - оказывается в одном зале с Данаей Тициана, возникает поле такого напряжения, что, оказавшись в нем, даже литографированные красотки со старинных гравюр как будто бы оживают и начинают шептаться меж собой, обсуждая последние сплетни квартала Нотр-Дам-де-Лоретт.
Почему же художники всех времен и народов так падки на изображение обнаженного женского тела, и почему преуспели в этом славном деле больше других венецианцы и французы.
